в которой Мыша становится поэтом, а Коля преодолевает опасности генеральной уборки
Коле не повезло. Так сказал Вася во время умывания, и до завтрака окружающие повторили это еще четыре раза самым сочувственным тоном, чтобы Коля не забыл. Коля на это только пожимал плечами. В глубине души он вовсе не считал, что судьба к нему так уж неблагосклонна.
Дело в том, что день его дежурства совпал с датой генеральной уборки перед Новым годом. Обычно дежурные по спальне откровенно скучали – дел у них было немного: проследить, чтобы все заправили кровати и убрали с тумбочек фантики и огрызки, проветрить комнату, подмести пол. Вот тем, кто в столовой, приходилось похлопотать, расставляя тарелки и стаканы. А дежурному по палате – лафа. Обидно только, что пропускаешь занятия в кружках и разные интересные дела, но Коля был этому даже рад: после вчерашнего лыжного похода у него с непривычки побаливали плечи и ноги. Так что он был не против того, чтобы немного поскучать. Правда, фронт работ для дежурных был шире, чем в обычные дни, но это не страшно.
читать дальше
Для генеральной уборки дежурных назначили сразу по двое в каждой палате: у девочек это оказались Катя и Оля, а у мальчиков поработать в паре с Колей вызвался сам Паша. Наверное, тоже устал вчера: ходил вечером грустный, вздыхал и то и дело протирал очки без всякой надобности.
День выдался тихий, пресный, скучный и очень подходящий для уборки. Небо как будто стерли ластиком, осталась белая слепящая пустота, в которую упирались макушки сосен.
Решили убирать каждую комнату всем вместе – так веселее. Катя и Оля быстро и умело развели в спальне сырость. Хохотушка Катя, не переставая болтать и смеяться, бултыхала в тазике графин из-под кипяченой воды и стаканы, не замечая, что за ее спиной Оля со скорбным лицом придирчиво изучает каждый стакан и перемывает заново те, которые ей кажутся недостаточно чистыми.
Перешагивая через лужицы мыльной воды, Коля подошел к запотевшему окну и приоткрыл его. Потянуло холодом и свежестью.
У крыльца грустный Паша выбивал хлопушкой коврик. Ударит по нему и стоит, как истукан, думает о чем-то. Потом встряхнется, снова ударит раз или два и опять словно засыпает.
– Зря он так из-за Алена Делона переживает! – сказала Катя, глянув в окно. – Мне вот тоже Ален Делон нравится, ну и что? Он далеко, у себя там во Франции. И все равно сюда не приедет… никогда… – она шмыгнула носом и замолчала.
– Ален Делон тут ни при чем, – сказала Оля. – Паша не к нему ревнует, а к вожатому из четвертого корпуса… Забыла, как зовут, высокий такой. Дианка с ним танцевала, я сама видела.
Коля кашлянул и зашуршал веником: ему стало обидно за Пашу… и за Диану почему-то тоже.
– Коля, а тебе кто больше нравится, Диана или Наташа? – спросила Катя.
– Какая еще Наташа?
– Ну, вожатая из четвертого. Помнишь, они после ужина выбирали, кто будет Снегурочкой на празднике, так Алла Ивановна сказала, чтобы Наташа, она больше похожа. Диана согласилась, но я думаю, ей обидно. Я бы ужасно обиделась! А Паша молчит, как дурак. Нет бы сказать: давайте лучше Диана!
Коля порадовался, что ответа на вопрос, кто ему больше нравится, вроде бы уже не ждут.
– Так Диана или Наташа? – тут же спросила педантичная Оля.
В комнату заглянул Мыша, покосился на девочек и сказал:
– Коля, мне надо с тобой поговорить.
Коля бросил веник и поспешно вышел в коридор.
– Прочитай, пожалуйста, – Мыша протянул брату сложенный треугольничком лист бумаги, – я тут письмо сочинил… Чтобы положить в дупло, а Валя возьмет. Только ты никому не говори, это наш секрет.
– Не скажу. А я думал, ты на занятиях у Сережи.
– Я не пошел, – признался Мыша. – Я попросился, чтобы оставили дежурным. У нас тоже уборка сегодня.
– И ты уже все убрал?
– Нууу… еще не совсем. Да я сделаю все… потом. Времени навалом! Почитай письмо, а?
Коля развернул лист.
«Здравствуй, дорогой друг Мигель де Унамуно!
У меня есть немножко свободного времени, и я решил тебе написать. Над головой у меня свистят пушечные ядра. Ой!!! Это одно совсем близко пролетело. Мы сейчас идем на абордаж, и пока туда не пришли, я тебе расскажу, как и обещал, о своих приключениях.
Я плыл на своем корабле «Веселая семейка» в Америку, чтобы спасать негров от рабовладельцев. Пока я их спасал, мне оторвало ногу пушечным ядром. Пушечные ядра – это очень опасно, так что ты осторожнее с ними. И я уже почти всех спас, как вдруг полюбил прекрасную дочку одного очень злобного плантатора. И мы с ней хотели убежать, чтобы пожениться, но у нее был старый и тоже очень злобный жених. Мы с ним стали сражаться на шпагах. И он попал мне прямо в глаз, поэтому я теперь одноглазый. Но я все равно его победил. Но он, перед тем как умереть, подло метнул нож и убил дочку плантатора. А потом захохотал и умер. И она тоже умерла! Я очень переживал, и даже немного полысел от горя. Вот так я стал пиратом. А раньше я был просто испанский капитан.
Я уже решил снова поехать в Америку, буду теперь спасать индейцев. Ты ведь знаешь, что коренное население Америки после плавания Х. Колумба уничтожают жестокие колонизаторы.
Мы уже почти пришли на абордаж, засим прощаюсь с тобой. Жду ответа, как соловей лета!!!
Твой друг капитан Хуан Боскан.
P.S. Передавай привет свояку.
P.P.S. Я еще забыл написать, что на ближайшее время у меня запланирована поездка в Индию. Что тебе оттуда привезти? Может, бананы? Только они будут зеленые, надо завернуть их в газету и положить под кровать, чтобы дозрели».
– По-моему, очень хорошо, – сказал Коля. – Если бы я был Мигелем де Унамуно, я бы такому письму обрадовался.
– Правда? Нет, честно-честно? – просиял Мыша. – Я тогда побегу положу его в дупло!
Коля вернулся в спальню и снова взялся за веник. Оля и Катя, бросив мытье, стояли у окна и выглядывали на улицу из-за занавески.
– Вы чего тут? – удивился Коля.
Он подошел к окну и увидел, что к Паше присоединилась Диана, которая вытащила на крыльцо половик.
– Паша, ты сегодня как будто сердитый? – спросила она, обмахивая половик метелкой.
– Я не сердитый. Этот эпитет слишком слаб и нежен! – Паша вдруг размахнулся, хлопушка со свистом рассекла воздух и врезалась в ковер, который с готовностью задымился пылью.
Коля нахмурился и с грохотом захлопнул раму.
– Ты чего? – растерянно заморгала Катя.
– Мальчики вечно нервничают из-за пустяков, – снисходительно уронила Оля.
Опуская письмо в дупло, Мыша нашел там конвертик от Вали: она уже тоже написала! Он торопливо развернул листок, испещренный мелкими буковками, и прочел тут же, у дерева:
«Здравствуй, Боскан!
Как у тебя дела? У меня все хорошо. Я сижу под пальмой в Африке и ем кокосы. Вчера один кокос упал мне прямо на голову, и теперь там у меня шишка. А в остальном все хорошо. Новостей особых нет, писать нечего.
Вчера утром я ходил гулять по берегу, там очень красиво. Легкий морской бриз, который всегда дует утром и вечером, шевелил мои золотистые локоны, а в лучах заката моя белая рубашка с кружевными манжетами казалась розовой.
Потом я пошел в гости к вождю местного племени. Это племя – людоеды, и предыдущего капитана, который пришел к ним в гости, они съели. Но я ничего не боюсь, и еще я велел своему повару приготовить пирожные с кремом и взял их с собой. Там были корзинки, трубочки и пирожные «Сказка». Вождю угощение очень понравилось. Он сказал, что у меня очень хороший и вкусный повар. Я его поправил: не повар вкусные, а пирожные он делает вкусные. Потом я пошел домой. А утром, когда проснулся, оказалось, что никто не приготовил нам завтрак, потому что повар исчез! Его похитили людоеды! И мы тогда побежали в джунгли, чтобы его спасти. Я прибежал первым и стал драться с вождем. Он был очень сильный, но я победил. Все это время повар сидел в кастрюле с картошкой и морковкой. Мы достали его оттуда и вернулись на корабль.
Людоеды больше никого не похищали, так что мы теперь спокойно загораем и купаемся в море. Повар еще ловит рыбу и заставляет всех есть уху, потому что это полезно. Но я уху не люблю, поэтому ем только кокосы и пирожные. А повар обещал приготовить сгущенку из кокосового молока.
А завтра я поплыву в Англию. Я хочу там поступить в Оксфордский университет на факультет иностранных языков.
До свидания!
Твой друг
капитан корабля Мигель Дунамуна»
– Коля, а как ты думаешь, только честно! Из меня получится поэт? Я тут подумал… может, мне написать поэму? – сказал Мыша.
– Про что? «Как я быстрее всех сделал генеральную уборку»? Давай!
– Нет, я про другое… про капитана Боскана! Хочу следующее письмо написать в стихах. Поможешь? Я пока начало придумал:
Жил-был храбрый капитан,
Капитан Хуан Боскан.
Он был добрый и веселый…
– Хорошо учился в школе! – подсказал Коля.
– Он любил кататься в лодке…
– А зимой носил колготки! – Коля назидательно поднял указательный палец и строго посмотрел на Мышу.
– Он был очень одинокий…
– И немножко одноногий!
– Да ну тебя! – вспылил Мыша. – Тут серьезное дело, а ты… И не надо мне твоей помощи!
– Ладно, не сердись. Я просто не умею писать стихи.
– Ну и пожалуйста! Без тебя обойдусь!
– Имей в виду: в стихах про пирата главное – почаще вставлять «йо-хо-хо!» – сказал Коля.
Мыша ушел в свою комнату, уселся с блокнотом на кровать и стал грызть карандаш. Он чувствовал, как понемножку становится поэтом. Стихи, правда, так и не придумывались.
В комнату с шумом ввалились близнецы Витя и Митя, раскрасневшиеся и запорошенные снегом.
– Мыша, айда в снежки играть!
– Я занят, – строго сказал Мыша. – Я пишу поэму.
Витя и Митя переглянулись, потом посмотрели на него с уважением.
– Почитай? – попросил Витя.
А Митя молча подошел поближе, оставляя на полу мокрые следы, и плюхнулся на кровать.
– Я пока мало написал, – признался Мыша. – Трудно очень. Рифмы нужны. Знаете какие-нибудь рифмы к слову «Боскан»?
– Таракан! – тут же сказал Митя.
– А есть такое слово «паукан»? – спросил Витя.
– Не знаю. Вообще-то, таракан мне не очень подходит тут… Ладно, вы идите пока… играйте.
Близнецы на цыпочках вышли из комнаты, но уже в коридоре радостно завопили и помчались на улицу.
Мыша завистливо вздохнул. Надо, наверное, набрать побольше рифм, и тогда поэма начнет складываться сама собой.
Пришел Алик, позвал тайком сбежать к оврагу, чтобы покататься там на санках. Мыша и у него спросил рифму.
– Наган! – сказал Алик. – Или партизан!
– Спасибо, – Мыша почесал в затылке карандашом, – я подумаю, куда это вставить.
Алик ушел. Мыша еще немного подумал, потом слез с кровати, оделся и пошел собирать материал для поэмы.
– Алла Ивановна, вы знаете какие-нибудь рифмы к слову «Боскан»?
– Что ты, Мышенька, я и слова-то такого не знаю, тем более рифмы! Я ведь зоологию преподаю, а не литературу.
– Жалко. А может, все-таки знаете?
– Ну… фазан подойдет? Пеликан, орангутан, что там еще… кайман!
Сергей Петрович дал Мыше географический атлас, и к списку рифм добавились Казахстан, Ереван и Орлеан.
В музыкальном кружке посоветовали баян и барабан.
Бабушка Вали, повариха Алевтина Петровна, вспомнила чулан и кочан. Сама Валя предложила сарафан и нарзан.
Перед обедом Мыша перелистал блокнот. По всему получалось, что где-то в Ереване пленный партизан Боскан, йо-хо-хо, запертый в чулане с бутылкой нарзана и одетый в сарафан, йо-хо-хо, одной рукой играет на баяне, а другой держит наган, целясь в таракана, которого принял в темноте за каймана… йо-хо-хо. Совсем не похоже на то, что он хотел написать. Интересно, это у всех поэтов так? Хочешь, чтобы про капитана, а получается таракан в чулане.
Надо найти какой-нибудь тихий безлюдный уголок, сесть там и подумать хорошенько… Мыша свернул к спортзалу. После обеда сюда набьются ребята, чтобы репетировать «Морозко», но сейчас в зале должно быть пусто и тихо.
Там действительно было тихо, но вовсе не безлюдно. Грустный Паша, скрючившись на полу под елкой, выводил на плакате слова «С Новым годом!!!» Несмотря на обилие восклицательных знаков, плакат получался какой-то невеселый, буквы как будто повесили носы. Рядом сердитая Диана копалась в ящике с елочными украшениями, гремя бусами и звеня стеклом.
– Мыша пришел! – обрадовалась Диана.
Паша ничего не сказал, но Мыше показалось, что он не очень-то рад его появлению.
– Вы случайно не знаете какие-нибудь рифмы к слову «Боскан»? – спросил Мыша, чтобы что-нибудь сказать.
– Обман, – печально сказал Паша. – Все обман… Закончен роман!
– Чурбан! – сказала Диана. – Тоже хорошая рифма.
– Полный болван, – вздохнул Паша, сокрушенно качая головой и роняя кляксу.
– Упрямый баран! – добавила Диана.
– Капкан… – сказал Паша. – Попал в капкан… тонкий стан… сладкий марципан… любовный дурман… – он немного оживился. – В глазах туман! Чувств ураган!
– Донжуан… – растерянно сказала Диана.
– Храни меня, мой талисман! – объявил Паша решительно.
– Подождите, пожалуйста, – попросил Мыша, – я не успеваю записывать…
Коля заглянул в палату малышей. На полу грязные следы от валенок, подушки и одеяла всмятку, Боскан сидит на скомканной Мышиной рубашке. Коля взглянул на часы, сходил за водой и, засучив рукава, принялся за уборку.
– Ко-ко-коленька! – вдруг прокудахтал у него над ухом знакомый мерзкий голос. – Хороший мальчик! Вон в том углу еще не помыл… и горшок за братцем не забудь вынести!
Коля мысленно сосчитал до трех, на счет «три» досуха выжал тряпку и выпрямился.
– Серый, вали отсюда, а?
– С чего бы это мне валить? – удивился Серый. – Мы, пионеры, хозяева лагеря. Так что я тут хозяин, короче.
Он шагнул к Мышиной кровати и взял Боскана.
– Посади на место, – потребовал Коля. – Не твое, не трогай.
– А чего ты так завелся? – притворно удивился Серый. – Тебе-то зачем этот… обрубок?
На этот раз Коля не успел посчитать до трех, потому что сразу влепил Серому звонкую оплеуху. От неожиданности Серый пошатнулся и сел на кровать, но уже в следующую секунду подскочил и бросился на Колю. Коля вырвался, чувствуя, как трещит ворот рубашки, за который ухватился Серый, но увернуться от удара не успел. Глаза заволокло темной пеленой, губам стало мокро и горячо. Коля обо что-то ударился коленями и понял, что упирается руками в пол. Он хотел подняться, но почувствовал на плече тяжелую руку Серого… и почти сразу она исчезла, сопровождаемая грозным окликом:
– Сережа! Коля! Вы что делаете?! Прекратите!
Коля поднял голову, утирая рукавом кровь с лица.
Рядом стояла Алла Ивановна, красная и разъяренная, как будто это она тут только что дралась не на жизнь, а на смерть.
– Да вы… да я… Коля! Ну-ка посмотри на меня… Ты чего? Голова не кружится? Не тошнит?
Голова кружилась и тошнило, но Коля сказал, что нет. А Серый вообще ничего не говорил. В комнату прибежали Паша и Диана, а потом Катя с Олей. Колю затормошили, стали умывать, прикладывать компресс и громко спорить, вести его в медпункт или положить на кровать и пусть медсестра придет сюда.
– Я сам пойду, – сказал Коля гнусаво.
Но никто ему не позволил идти самому: с двух сторон его поддерживали Оля и Алла Ивановна, а Катя на всякий случай поддерживала Олю. В дверях Коля обернулся: Боскан лежал на полу, целый и невредимый, и смотрел ему вслед своим спокойным карим глазом. Диана подобрала его и положила на Мышину кровать.
– Сережа, – сказала Алла Ивановна, – пойдешь с нами. Сначала отведем Колю в медпункт, а потом тебя к директору. Дело серьезное. Я тебя предупреждала.
Так Коля познакомился с директором, которого до этого ни разу ни видел. Директор был маленький и лысый, совсем не похожий на первобытного человека с картины в краеведческом кружке, хотя Алик уверял, что картину рисовали по фотографии директора.
– Ну что, товарищи, – сказал директор, – начинаем экстренное собрание педагогического коллектива по поводу безобразной драки, устроенной пионерами Шмелевым и Пыжевским. Сначала заслушаем, так сказать, потерпевшего.
– Почему это «так сказать»? – возмутилась медсестра, которая не хотела выпускать Колю из своего кабинета, а потом пришла вместе с ним на собрание. – Могло быть сотрясение мозга!
– Так могло или было? – встревожилась Алла Ивановна.
– Не было, – сказала медсестра, – но ведь могло быть! А кровотечение из носа точно было.
– Очень хорошо, – невпопад сказал директор, – но давайте все-таки заслушаем потерпевшего. Коля, рассказывай.
– Я упал, – хмуро сказал Коля.
Помолчали.
– А дальше что было? – подсказала Алла Ивановна.
– Кровь из носа потекла, – добавил Коля, немного подумав. – Со мной такое бывает.
– Допустим, – кивнул директор. – Но почему ты вдруг упал? Ни с того ни с сего?
– Я поскользнулся. Я мыл пол, там лужа была… я в нее наступил, поскользнулся и упал.
Директор растерянно посмотрел на Аллу Ивановну.
– А Сережа тут, по-твоему, ни при чем? – возмутилась она. – Коля, я же сама видела! Сережа тебя бил!
– Он не бил, – тихо сказал Коля, глядя под ноги. – Он хотел помочь мне подняться. Вы просто не поняли.
Алла Ивановна всплеснула руками:
– И ты же его еще выгораживаешь! Коля, ты хочешь оказать товарищу медвежью услугу. Нам нужна правда!
– Амикус плато, сэд магис амика веритас, – непонятно сказал Сергей Петрович.
И пояснил, видя общее недоумение:
– Платон мне друг, но истина дороже. Так говорили древние.
– Серый мне не друг, – сказал Коля.
Он помолчал еще немного, вздохнул и признался:
– Мы с ним подрались.
– Вот! Я же говорю, я видела, как он на тебя полез с кулаками.
– Он не полез, – возразил Коля. – Это я его первый ударил. Я начал.
Алла Ивановна потрясенно замолчала. Директор почесал в затылке и строго спросил:
– Сергей, это правда? Коля тебя первый ударил?
– Врет он! – Серый дернул плечом. – Он вообще драться не умеет.
– Сергей, у нас с тобой уже был серьезный разговор, – сухо сказал директор. – Я тебя предупредил: еще одна драка – и можешь с лагерем попрощаться.
– Да он просто дал сдачи, – торопливо сказал Коля, чувствуя, что из носа вот-вот снова закапает, и он опять будет выглядеть бедной невинной жертвой. – А драку начал я!
– Очень плохо, – директор повертел в руках карандаш. – Что касается Сергея, вопрос стоит об исключении из лагеря. Насчет тебя, Коля, пока подумаем. Вы люди взрослые, понимаете, что за все приходится отвечать.
– Подождите, – вдруг сказал Паша, до этого тихо сидевший в углу. – Ведь все совсем не так… Не было никакой драки!
– То есть как? – удивился директор. – Алла Ивановна видела, ты же слышал.
– Алла Ивановна не все видела.
– А ты-то откуда знаешь? Тебя там не было.
– Я был. То есть я в окно видел. Я шел мимо, нес ковры, и видел, как Коля мыл пол, а потом поскользнулся и упал. Я подошел к окну, чтобы спросить, все ли с ним в порядке. Смотрю – там Серый, наклонился, чтобы помочь ему подняться. Вам Коля правду сказал сначала. А вы, Алла Ивановна, просто не поняли.
– Да как же... – Алла Ивановна вдруг замолчала, потом покачала головой. – Не сбивай меня с толку, Паша! Коля сам только что сказал, что он затеял драку и Серый его ударил…
– Ну, сказал. Потому что вы сами его к этому подталкивали. Не поверили, когда он сказал правду, так что пришлось ему с вами согласиться.
– А Сергей? Он тоже согласился, что драка была!
– А Серый просто не мог стерпеть, когда Коля сказал, что первым ударил. Даже если это выдумка, то обидная! Подростки, они такие… вы же понимаете.
Алла Ивановна устало потерла лоб:
– Совсем вы меня, мальчики, запутали.
– Да очень просто все, – Паша развел руками. – И говорить не о чем. Я сам все видел, собственными глазами. Честное слово!
Дальше Паша еще что-то говорил, убеждал, доказывал. Коле было неловко встречаться с ним взглядом, и он уставился в окно. У окна сидела Диана. Вот она как раз смотрела на Пашу во все глаза, которые стали совсем золотыми.
– Ладно, – заключил директор, – похоже, вышло недоразумение. Но и мы с вами, товарищи, хороши: чуть не заставили ребят говорить неправду.
– Я не заставляла! – обиделась Алла Ивановна.
– Нет-нет, – успокоил ее директор, – это я так, вообще. Коля, Сергей, можете идти.
Диана вышла на улицу вместе с ними, взяла за плечи и увлекла в сторону. Глаза у нее были уже не золотые, а просто карие и очень сердитые.
– Серый, ты что, так хочешь из лагеря вылететь? Тебе мало неприятностей? Ты понимаешь, как твоей маме твои выходки аукнутся?
Серый промолчал, потом дернул плечом, сбрасывая Дианину руку, повернулся и пошел прочь.
– Коля, ты хочешь, чтобы тебя выгнали? Чтобы Мыша тут один остался? Чтобы и себе, и ему каникулы испортить? Чтобы…
– Нет, не хочу, – быстро ответил Коля, надеясь прервать поток неприятных вопросов.
– То-то же! – сказала Диана и побежала догонять Серого.
Коля остался ждать. Через несколько минут на крыльцо вышел Паша. Остановился, протирая очки, и заметил Колю.
– Ты здесь еще?
– Паша, зачем ты им наврал?
– Ты ведь и сам... – Паша устало пожал плечами.
– Так то я… я себя выгораживал. Получается ведь, я первый начал, значит, я виноват. А сказать, что не я, значит свалить на Серого. А так нельзя… хоть он и свинья, конечно. Я поэтому придумал, будто поскользнулся и упал.
– Ну и правильно. Серого ведь и правда могут исключить за драку. А то и тебя заодно, другим в назидание. Ты об этом не забывай, пожалуйста, когда в следующий раз соберешься… поскользнуться на мокром полу.
– Я не забуду, – пообещал Коля. – Ты извини, что так получилось. Я не хотел, чтобы тебе пришлось врать из-за меня. Как там древние говорили? Платон мне друг, но истина…
– Платон мне друг, – твердо сказал Паша. – А от истины не убудет. Думаю, древние тоже это понимали.